Из дневника православной экспедиции ПОНЯТЬ СВЯТУЮ РУСЬ Организация летнего отдыха для приходских детей каждый год является "головной болью" для настоятелей храмов и руководителей воскресных школ. Сейчас уже вырабатываются формы летнего отдыха, помогающего детям с пользой для души и тела провести летние каникулы: паломнические поездки и путешествия, организация загородных православных лагерей и многое другое. Одной из таких форм являются православные историко-краеведческие экспедиции. Такие экспедиции каждое лето организует Православный центр социальной помощи при храме Святителя Николая во Владычной слободе. В путешествиях в отдаленные уголки нашего края принимали участие воспитанники воскресных школ города, детишки из детских домов и неблагополучных семей. Нынешнее лето не было исключением. Местом работы экспедиции был выбран Воробьевский сельсовет Сокольского района, где нас дружелюбно приняли и разместили глава администрации и директор местной школы. Целью работы экспедиции было обследование двух разрушенных в тридцатые годы приходов, общение с людьми, которые родились еще в начале двадцатого века, просто посмотреть в их глаза... Это важно детям; им нужно прикоснуться к родной истории, пусть трагической, ведь только так можно понять то, что мы нередко любовно именуем Святой Русью. Каждый день мы, члены экспедиции, а это пятнадцать детей и священник, вели дневник, и то, что у нас получилось, мы назвали "Записки из дневника православной экспедиции". Поход в Малое Яковково (Никольское) Как и многое другое, этот поход был запланирован заранее. Собирались долго, запаслись едой, сухарями, набрали теплых вещей. Сознание того, что мы будем ночевать в палатках, где-то далеко, может быть, даже в лесу, подзадоривало нас, однако, наш пыл быстро поугас: дорога оказалась длинной и мучительной. В пути нас застал дождь. "Как из ведра", - сказал Миша и звонко чихнул. Все засмеялись. Нам пришлось срочно искать кров; благо на пути, совсем рядом, была небольшая деревня с замечательным названием - Горка. Нас пригласил в свой дом пожилой человек, и уже вымокшие, мы вспомнили, что мы экспедиция и должны как можно больше всего интересного узнать на своем пути. Ведь целью нашего похода были Никольский храм и старое никольское кладбище. Вот что рассказал наш собеседник Василий Николаевич Виноградов: - Дед мой Андриян Виноградов не здешний был, откуда-то приехал, на Никольской церкви старостой был. Рассказывал, помню, раствор-то для церкви, это когда строили, на яйцах наводили. Яйцами с крестьян налог брали. В Горке тогда двенадцать домов было, барыня в деревне Ядрово жила, а тут скотный двор содержала. Вот Андриян-то эту Горку и основал. Три сына было у него. А меня коммунисты посылали церкву ломать, тросами, два трактора привезли и ломали, - тракторист-то погиб, сказывали. - Как звали? Не помню, давно было. И колокола свалили, из района приезжали. Кирпич-то на скотные дворы свозили, а как построили, так они и сгорели. В его голосе мы почувствовали грустные нотки. - А на Корбанге-то, - как будто вспомнив что-то важное, - пять плотин и пять мельниц было, а в омуте три метра глубина была... Закончился дождь, и мы двинулись вперед. Далее на пути деревни Круглица, Малые Ивановские и Алексино. В последней был запланирован небольшой отдых. Мы разместились на завалинке, и, как оказалось, не зря. Нашим собеседником стал Александр Александрович Бехлин, он с 35-го года. - Да не, я-то мало че знаю, вы у матери спросите, она с десятого, глухая правда... - Чего надо-то им? - никак не может понять Августа Андреевна кричащего ей в самое ухо Александра Александровича. - Да что ты орешь-то? А... как ломали? Да растащили и все тут, чего рассказывать, - пробурчала она, однако, рассмотрев священника с крестом на груди, решила все-таки с нами побеседовать. - Церковь? Как не помнить, помню. Большая, двухэтажная. Колокол был большой, далеко слыхать... Ходили на поле крестным ходом. Ильин день праздновали, гости собирались. Батюшку помню хорошо, Александром звали, пожилой был. В церкве-то еще в 35-м служили, потом сломали, нашего-то брата не слушали... Нас в колхоз послали, помню, на поле божатка (крестная) пришла, говорит пойдем, милая, в церкве-то сегодня последний раз служат. Ну а потом и началось... Нонче-то неинтересно стало. А ведь как гуляли-то, придут с разных деревень с гармонью. Девки нарядные, в круг встанут, не то что ноне - срамота. С полчаса мы посидели, поспрашивали о том, как жили раньше, как Богу молились. И снова в путь. Следующую запись в своем дневнике мы сделали в деревне Ядрово. Тут когда-то барыня жила. Говорят, добрая была, а когда умерла, то все земли на помин души крестьянам раздала. На Никольском кладбище склеп ее стоял, и лампадка всегда горела. Теперь в деревне всего три дома. Хотя до конечного пункта нашего путешествия оставалось не более трех километров, все устали и решили сделать привал. Сумки, палатки и рюкзаки покидали в кучу и на ней развалились, а я в подмокшем от сырой травы подряснике пошел на разведку в ближайший дом, чтобы узнать, по какой дороге идти дальше. По скрипучим половицам вхожу в избу. - Мир дому сему! Смотрю, у окошка две женщины, пристально смотрят, вглядываясь в группу детей, от усталости развалившихся на лужайке посреди деревни. Ну, думаю, это нашу компанию разглядывают. Вдруг слышу: - Нинка! Смотри, цыгане! Затворяй двери! Нинка, женщина лет шестидесяти, моментально развернувшись на девяносто градусов, бросилась к дверям. - Свят! Свят! Свят! - вскричала Нинка, часто полагая на себя мелкое крестное знамение. Это она меня увидала. Как оказалось, священника в этой деревне давно не бывало, может быть, даже с самого тридцать пятого. Про барыню местную они уже ничего не знают, а как храм рушили, еще помнят. Немного передохнув и огласив деревню звонким "Отче наш", мы направились дальше. А вот и Малое Яковково, оно же Никольское. Когда-то здесь стоял большой двухэтажный храм, он находился на самой высокой точке данной местности, недалеко от реки Корбанга. Приход объединял собою целую сеть деревень, которая в народе именовалась Никольщина. Церковь возвышалась настолько, что была видна из каждой деревни прихода, и школа при нем была, церковная. Да и деревня дворов шестьдесят насчитывала. Говорят, жили тут зажиточно, если девку из Яковкова сватали, большой честью было. Теперь в деревне и десяти домов нет, а от храма только холм, поросший травой, остался да кладбище. Здесь нашей доброй собеседницей оказалась Ольга Николаевна, она с двадцать девятого года рождения, а все еще пчел держит. "Я ведь без них, - говорит, - не могу, родимые". Сидим за чаем, беседуем. - Батюшка, хорошо помню, болел. И семья, и дочь у него были. Нарушали церковь-то антихристы. Ой, что делали!.. Мы тогда на скотном дворе овец обряжали, так нас посылали полы тюкать, думали клады, дак они все умерли, те, кто церковь рушили. Полный амбар икон наклали, а "Божью Матерь", когда повезли, три лошади еле тащили. - А как зазвонят, бывало, радость-то какая!.. На глазах у Ольги Николаевны появились слезы. Девчонки наши примолкли, сидят, слушают, да мед на пирог намазывают. Никогда еще такого огромного блюда с медом на столе не видели. - Помню плащаницу, эдакая-то была... Вот мама-то моя Манефа Александровна набожная была, все в церкви прислуживала. - Девки, да вы мёд ешьте, ешьте, - прерывает свой рассказ Ольга Николаевна, ласково обращаясь к нашим девочкам, - гуще намазывайте, разве так едят? Вот кума моя из соседней деревни, так та зараз блюдо съедает, а вы что? - В тридцать шестом ее забрали, - вспоминает хозяйка дальше. - Была она у сестры в Олексино, тамо на лошадях подъехали, сказали - садись. Привезли сюда Анну Белову да Олександру, оне сестреницы, - всех забрали. Смотрю, все трое сидят, я подхожу с книжечками, со школы была, нас не подпустили, увезли всех. Маму я боле не видала... Вот чего еще расскажу, - сон видала, еще при маме. Старичок, гляжу, лежит на лавке, с эдаким-то кушачком... Встает, да и говорит мне: "Бедная ты, несчастная", - по головке гладит. Проснулась, к чему, думаю. А вот все и сбылось, маму увезли, одна осталась. - Маму-то все вспоминаю, - осенив себя крестным знамением, продолжает. - Бывало, возьмет мою руку и крестит меня, крестит. С семи годов топерича сирота... - Бабушка, может, вам воды наносить или поленья поскладывать? - нарушает общее молчание Аленка. - Да что вы, родимые, у меня ведь сноха хорошая, все сделает. А вот сын попивает... Найди мне какого-нибудь, говорит, угодничка покрепче. Я ведь все Николе молюсь. - Да уж куда крепче, - утешаю... А потом сходили на кладбище. Почти заросло все. На руинах храма вновь пропели "Отче наш", да тропарь святителю Николаю. Рядом со мной идет Михаил, ему скоро двенадцать, вижу, спросить что-то хочет. - А они слышат нас? - Кто? - Покойники. - Может, и слышат. Думаю, те, кто с Богом сейчас, слышат нас обязательно. Ведь здесь много святых, тех, кто ни Бога, ни совести своей не предали, это такие, как Манефа, помнишь, мама Ольги Николаевны... Во время нашего более чем трехнедельного путешествия невольно думалось мне: не может быть, чтобы эти двенадцати-пятнадцатилетние девчонки и мальчишки не запомнили ночные костры и песни под гитару, вечернюю молитву на привале, при закате солнца, сладкий от усталости сон в палатках на живописных берегах рек, вечерние туманы и русские, нередко совсем опустевшие деревни с порушенными храмами. Этих замечательных людей, которые просто так приносили нам молоко, горячие пироги и картошку, делились с нами самым сокровенным... Наверное, это и есть то, к чему следует прикоснуться душой, для того, чтобы навсегда полюбить ее, уходящую Русь... Священник Евгений ПАЛЮЛИН № 7-10

			на сайте